– А какое отношение эта Нонна имеет к мальчику? – полюбопытствовал Ермолай.
– Ты, коли, слушать не умеешь, так и не спрашивай тогда ни о чём. Ну а коль спросил, так уж будь любезен, слушай. Нонна действительно ни при чём. Это я к тому рассказа веду, что Галка моя, в своё время медицинский техникум окончила. Я – педагогический, а сестра – медицинский.
Ермолай опять разлюбил тётку: «Когда такие грымзы в преподавателях ходят, стоит ли удивляться, отчего большинство детей ненавидит родную школу. Да просто нет сил, выносить подобных дамочек».
– Галка в медицинском техникуме с Женькой Фалютиной дружила. Женька эта и попросила приглядывать за мальчиком. Ну а больше я ничего не знаю.
– А вы случайно не знаете, где эта Женя работает? Может, вспомните где живёт? – чувствуя, что удача повернулась к ним лицом, осторожно спросила Алиса.
– Точно не знаю. Знаю, что она долго работала в токсикологическом отделении городской больницы. Ну а живёт где-то в областном центре. Улица Грибоедова, номер дома не знаю. Да он там один такой урод – высокий, серый, на утюг похож. Это я со слов Галки помню. И вообще шли бы вы по добру по здорову. Некогда мне лясы точить. Работать надо. У нас ведь как потопаешь, так и полопаешь.
Розенкранц оставался на своём месте. И желание скушать подозрительных типов также осталось неизменным. На собачьей морде явственно читалось разочарование, что так и не удалось осуществить план расплаты за своё унижение.
– Тебе ничего не показалось странным в поведении Розы? – спросила Алиса, когда Жилкинск остался уже далеко позади.
До этого никто не хотел вступать в разговор. Ермолай хотел есть, он устал, и мысль о том, что раритетная колымага доставит их домой не раньше полуночи, изрядно портила настроение. Алиса ощущала душевный дискомфорт, но причины его возникновения, как не силилась, выявить не могла. Наконец, устав гонять собственные мысли, она решила поговорить с Лопуховым.
– Да, в общем, то ничего, – неохотно ответствовал Ермолай. – Злыдня, бывшая учителка, которая не избавилась от дурной привычки глядеть на людей свысока. Мнит себя пупом земли. Собачку людоедку Розенкранцем кличет! Тоже мне интеллигенция местная. Не без претензий. Это ведь в «Гамлете» персонажа одного так звали.
– Да, я знаю. Кстати действительно очень оригинально. А то всё Шарики, да Рексы. Но не в этом дело. Я вот сижу, мучаюсь и не могу понять, что же меня насторожило. Уже после того, как она переоделась.
– Нуууу… – начал было Ермолай.
Но Алиса похоже не нуждалась в его комментариях. Она принялась размышлять вслух, чтобы попытаться самой выйти на правильную мысль.
– Она ведь сначала стояла. Сказала, что её мучает радикулит. А потом уселась, как ни в чём не бывало.
– При радикулите поражаются пучки нервных волокон, так называемые корешки спинного мозга, – снисходительно словно разговаривал с не совсем адекватным человеком, пояснил Лопухов. – Проявляется радикулит болью по ходу этих самых корешков и образованных из них нервов. Боль усиливается при движении, поэтому больные избегают резких движений.
– Может и так. Но как-то уж очень резко у неё спина перестала болеть.
– Да обманула просто.
– Зачем?
– Вот этого я не знаю.
– Вначале, мне показалось, что она нарочно убежала в дом, чтобы от нас отвязаться. И не выходила довольно долго в надежде, что мы уйдём.
– И что дальше?
– Если бы Роза действительно хотела этого, почему бы ей прямо не заявить так, мол, и так, до свидания гости дорогие? И потом, она ведь прекрасно знает, что собака не выпустит со двора незнакомых людей. Следовательно, Роза не хотела, чтобы мы уходили. Но вот зачем в дом пошла?
– Переодеться, она ведь ясно сказала.
– Да, но когда вернулась, с ней явно произошла какая то перемена. Даже если не принимать во внимание этот радикулит.
– Я не понимаю, куда ты клонишь, – уже начал раздражаться Ермолай.
Он устал и был к тому же сильно голоден. Если не считать стакана молока, он так ни разу за весь день и не поел. И не выпил.
Голова этой блаженной занята сейчас какой-то ерундой. А Ермолаю просто хотелось есть. Хотелось до такой степени, что ни о чём другом, он уже думать не мог. За последние месяцы, Лопухов только и делал, что ничего не делал, и сегодняшние заботы, тяжким грузом легли на изнеженный от безделья организм.
– В любом деле нужна ясность, – словно не замечая настроения напарника, гнула своё Алиса. – Мне показалось, что Роза всё же знает больше, чем говорит. Если она не до конца нам всё рассказала, значит, что-то скрывает. Если что-то скрывает, значит, есть на то причины. Так вот, не мешало бы выяснить, что это за причины.
– Как выяснить? – талдычил как заведённый Ермолай.
– Ну как… Пока не знаю. Но я уверена, что нам нужна полная и достоверная информация. Ты ведь в первую очередь должен быть заинтересован в благоприятном исходе дела.
– Ну, смотря, что считать благоприятным исходом.
– Ты на законном основании сможешь усыновить родного сына. Мальчик обретет, наконец, дом, семью. Мы спасём живую душу.
Лопухов задумался. Крепко. Он был стопроцентно уверен, что мальчик не его сын. Распутывать дело взялся лишь с одной единственной целью – получить отрицательный результат. То есть положительный… То есть… Ну в общем чтобы в конце концов выяснилось, что он не является отцом ребёнка.
Лопухов как ему казалось, очень хорошо изучил женщин. Если не всех, то, во всяком случае, тех, с которыми ему приходилось иметь дело. А это много. Представительницы прекрасного пола, встречающиеся на его пути, были сделаны как под копирку и отличались друг от друга только в мелочах. Да и то не всегда.
Вначале своей донжуанской карьеры, как и всякий мужчина, он был ориентирован, прежде всего, на внешнюю сторону тела. Постепенно он понял, что с дурами лучше не иметь дела. С ними конечно гораздо проще в общении. Лопухов рядом с такой милашкой чувствовал себя титаном мысли, настоящим гуру. Женщина заглядывала ему в рот, ловя каждое слово, была послушна и исполнительна, безрассудна и вызывающе откровенна. Но… Рано или поздно наступало это самое «но». Когда приходила пора расставаться, а это обстоятельство было просто предопределено изначально, потому что ни о какой любви речи не шло, эти дамы превращались в неуправляемых фурий, готовых ради любимого идти на любые бесчинства, бессовестно устраивали бои без правил.
Они травились, или делали вид что травились. Караулили в подворотне, кидались на шею со словами любви и вечной преданности, и добивались лишь того, что ещё больше отторгали от себя и без того охладевшую Лопуховскую плоть. Были и такие, которые пытались оповестить обо всём Ленку. Ермолай как мог, чинил преграды, и игра затягивалась на довольно продолжительный срок. Дама успокаивалась лишь тогда, когда в её сердце вспыхивала новая страсть, и она переключалась на другой объект вожделения.
Вот потому то Лопухов наученный горьким опытом, в последнее время стал избирателен. Теперь его подругами становились дамы, может не столь привлекательные внешне, но обязательно воспитанные, имеющие представления о приличиях. С первых же дней знакомства, он, дабы очистить свою, в общем-то, спящую совесть, так, на всякий случай, предупреждал, что женат, и с женой разводиться не собирается. Такие женщины после разрыва отношений, забирались в свою нору, и не доводили до широкой общественности факт расставания. И что самое главное, не терзали Ермолая.
Конец ознакомительного фрагмента.